Глава 23

Октябрь месяц не удивил жителей Подмосковья оригинальностью погодного свойства. Всё та же промозглая слякоть и порывистый холодный ветер. Временно забросив дизайнерские дела, Лина Крымова планировала вплотную заняться удочерением Светы Лобко. Но первым делом она решила принять посильное участие в похоронах её отца, Виктора Лобко. И совершенно случайно познакомилась с женщиной, которая ещё раньше взяла на себя груз печальных хлопот по погребению Евгении Ивановны и Дмитрия Васильевича Лобко. Произошло знакомство в городском морге пятого октября. Туда доставили тело Виктора Лобко, снабжённое справкой из медчасти СИЗО, что тот умер от сердечной недостаточности. Народу с утра в морге было немного, и Лина сразу обратила внимание на женщину, которая интересовалась процедурой получения тела Виктора Дмитриевича Лобко.

«Очень интересно», - подумала Лина и машинально глянула на часы – 10.07. Морг начинал работать с 10.00. и если бы Лина пришла чуть позже, то могла бы и не встретиться с этой женщиной, которая принимала печальное участие в конкретном печальном деле.
- Так вы его будете забирать? – переспросила дежурная сотрудница регистрационного отдела.
- Да, - кратко ответила женщина.
Одета она была хорошо, держалась с достоинством и выглядела от пятидесяти пяти до шестидесяти. Хотя Лина могла и ошибиться, определяя настоящий возраст незнакомки.
- Ага, это хорошо, - выразила одобрение сотрудница специализированного учреждении, - а то возня с этими невостребованными, которых нам из милиции везут. Совсем одолели. Нет, чтобы самим где-нибудь закопать, так всё к нам тащ-шут. Тащ-щут и тащ-щут… Та-эк, где тута сопроводиловка на вашего покойника?
Народ, всего четыре человека кроме Лины и женщины, интересующейся процедурой получения тела Виктора Лобко, кучковался возле другого окна регистратуры, где оформляли кремацию. А Лина встала за женщиной чуть сбоку и почти бесцеремонно принялась её разглядывать. И успела прочитать на лице женщины терпеливо-брезгливое выражение человека, которому неприятен монолог вынужденного собеседника, но прекратить его в силу каких-то обстоятельств он не может. Как не может ни нагрубить вышеупомянутому собеседнику, ни поставить его на место. Поскольку в данном случае данный собеседник являлся лицом хоть хамоватым, но официальным. Зато Лина таковым не являлась. Поэтому немолодая женщина повернула к ней своё благородное лицо и гневно спросила:
- Вам что, девушка, делать больше нечего, как на незнакомых людей пялиться?!
- Извините, - стушевалась Лина, - но я тоже пришла оформлять получение тела Виктора Лобко.
- Что-о? – изумилась женщина. – А вы кто такая?
- Я, видите ли… э… моя фамилия вам ничего не скажет… Но я… В общем, я соседка покойного. Так получилось, что после убийства супругов Лобко их внучка… э… В общем, я забрала Свету Лобко из детприёмника и хочу её удочерить.
- Минуточку! – округлила глаза незнакомка. – Минуточку…
Она, теребимая отмороженной представительницей ритуального учреждения, вступила с ней в официальные переговоры. Лина, услышав о некоторых бумажных затруднениях, связанных с выдачей трупа по линии «СИЗО – морг - кладбище», решила проявиться.
- Алло! Мадам! Вы-вы, которая просит санкцию из горотдела. Вам достаточно будет звонка его начальника?
Лина просунула в окошко пятьсот рублей и вопросительно глянула в глаза сотруднице.
- Достаточно, - буркнула та, смахнула бумажку в карман передника и протянула несколько бланков. – Вот, заполняйте. И пусть позвонют. А то тащ-щут и тащ-щут, а как кто забирать объявится, за горло берут и требуют выполнять ихние формальности. Как будто мы этими покойниками торгуем.
- Вы кто? – снова спросила женщина, отходя от окошка с бланками в руках.
- Полина Сергеевна Крымова, - представилась Лина, доставая из кармана плаща сотовый. Она заранее предупредила Сергея Сергеевича Крымова о своём намерении и не предвидела трудностей в таком пустяке, как санкция конторы, под чьей косвенной крышей скончался Виктор Дмитриевич Лобко.
- Мне это имя ничего не говорит, - неуверенно пожала плечами женщина, - но почему девочка у вас? Я буквально на днях звонила в детприёмник, и мне подтвердили, что Света на месте, жива - здорова, аппетит у неё хороший, спит нормально. И даже воспитательница ею довольна!
- Да-да, всё верно. Но спит хорошо и питается нормально девочка у меня… Минуточку!
Лина дозвонилась брату, попросила его напрячь своего милицейского шефа на урегулирование вопроса с сотрудницей морга, выключила аппарат и продолжила:
- …Девочку я забрала к себе практически сразу после гибели её бабушки с дедушкой. По-моему, на следующий день. Сейчас она на попечении моего, э, мужа…
Лина снова воспользовалась услугами Кости и снова назвала его мужем, хотя твёрдо была убеждена в том, что мужем и женой они с Зайцевым уже никогда не будут.
- …Чувствует себя девочка, поверьте, вполне комфортно. И в дальнейшем она может рассчитывать на самое… самые… Ну, вы понимаете! Кстати, хотелось бы знать, с кем имею честь? Извините, конечно, но по моим сведениям у покойных Лобко близких родственников нет.
- Татьяна Самойловна Стрижевская, - в свою очередь церемонно представилась женщина.
- Очень приятно, - заверила её Лина.
- Вы позволите? – Татьяна Самойловна взглядом указала на бланки.
- Да, конечно. Вы заполняйте, а я подожду вас на улице.
- Хорошо.
Новое здание городского морга появилось на месте старого в 1997 году. Старый морг приватизировали годом раньше. Ещё годом раньше пошёл на убыль банановый бум, на котором умные руководители специального учреждения со всевозможными холодильными установками и поместительными «кладовыми» заработали нехилый стартовый капитал. Народ в Московском регионе к тому времени достаточно разбогател, и у руководителей морга отпала необходимость в дополнительных заработках в смысле хранения бананов вперемешку с покойниками. И они занялись чисто ритуальным бизнесом, предлагая заинтересованным гражданам самый широкий спектр специальных услуг от многоразовых гробов для бедных кандидатов в кремационную печь до шедевров деревянно-лакированного зодчества стоимостью два «жигуля» плюс «ока» за штуку для продвинутой клиентуры. Новое здание городского морга также выглядело респектабельно. Больше того: изнутри и снаружи его оформили претенциозно оптимистически. Проектировщики и строители приложили все усилия, чтобы клиентам учреждения с печально известной репутацией не было дополнительно грустно от присутствия в подчёркнуто мрачной обстановке. Поэтому цвета наружного и внутреннего оформления здания морга просто радовали глаз. Разве что не хватало рекламных плакатов следующего жизнерадостного содержания «Приходите чаще к нам, всё равно все будем там!» Но, невзирая на искусственный оптимизм обстановки, Лину тяготила сама атмосфера морга. И, как бы светло и просторно не было в приёмной, ей хотелось на свежий воздух. Пусть даже сырой и холодный.
Ждала она минут двадцать рядом с парковкой. К её счастью за это время никого не привозили и не увозили.
«Что это я как суеверная баба? – упрекнула себя молодая женщина и закурила. – А вот курить надо бросать…»
Наконец она увидела Татьяну Самойловну, махнула ей рукой и показала на свой «жигуль».
- Вы на машине? – уточнила женщина.
- Да. Всё в порядке? – спросила Лина.
- Господи, какой это порядок! – возмутилась Татьяна Самойловна. – Сначала убийство Жени с Димой. Теперь вот Витя. А девочка… Как же так? Ведь я звонила в детприёмник! Я ведь интересовалась!
- Да вы не волнуйтесь, - успокоила её Лина и распахнула переднюю дверцу со стороны пассажира. – Девочка в надёжных руках, я её взяла под расписку, под личную ответственность и личные документы. Добро дала сама заведующая…
- Я вот выскажу этой заведующей! – не переставала возмущаться Татьяна Самойловна, усаживаясь в машину. – Нет, надо же!
- Не нужно ей ничего высказывать, - увещевала Лина, - ей и так нелегко приходится.
Она завела автомобиль и поспешила отвалить от здания морга, поскольку на горизонте замаячил катафалк.
«Нет, это уже маразм! – мысленно возмутилась молодая женщина. – Я за последнюю декаду убила одного, и помогла отправиться на тот свет двоим, а мандражирую какого-то катафалка».
- Я хочу, чтобы вы показали мне ребёнка, - заявила Татьяна Самойловна.
- Конечно! – воскликнула Лина.
- Видите ли, раньше мне было просто некогда. Это ведь я хоронила Женю и Диму. А теперь вот Витя. Вы представить себе не можете, каково оформлять документы на похороны людей, которые фигурируют в уголовном деле. Вот так же, как вам сегодня, то приходилось давать на лапу, то звонить нужным людям. Кстати, вы хорошо знаете начальника нашего горотдела?
- Сама я его почти не знаю. Но мой старший брат – подполковник милиции.
- Позвольте! То-то я сразу подумала – знакомая фамилия. Вы дочь Сергея Крымова?
- Точно так, – не стала спорить Лина.
- Гора с горой, как говорится. Впрочем, меня вы знать не можете. Хотя раньше мы всей семьёй тоже жили в доме номер семнадцать на улице Лесной. И родители Жени Колосовой тоже там жили. Но потом нас репрессировали и…
«Вот оно какое дело», - подумала Лина и тормознула перед светофором.
- Татьяна Самойловна, расскажите, пожалуйста, поподробней о Евгении Колосовой, которая, как я правильно понимаю, позже стала Лобко?
- Почему не рассказать? Мой и Женин папа вместе служили в одном полку ОСНАЗ НКВД. До 1946 года наши семьи жили в Москве. Но в 1946 году их откомандировали в Кустов. Здесь в то время началось строительство крупного оборонного предприятия. Работы велись условно осужденными зека. Наши с Женей отцы осуществляли надзор. Командование предписало им поселиться в Кустове и обеспечило их жильём в доме номер семнадцать на улице Лесной. Его как раз только построили. Да… А мы с Женей родились в сорок девятом. Она была старше меня на восемь месяцев. А потом нас репрессировали. Это произошло в 1953 году.
- Как это случилось? – задала наводящий вопрос Лина.
- А как это случилось? – печальным эхом откликнулась Татьяна Самойловна. – Я мало что помню. Мне ведь было тогда всего четыре года. Нашего папу увезли отдельно, а меня с мамой и братом – отдельно.
- А Колосовых?
- Их взяли в ту же ночь. Нас, семьи репрессированных, выслали в Северный Казахстан. Там наши с Женей мамы нашли друг друга...
- А что сталось с вашими отцами?
- Потом уже, спустя много лет, мы узнали, что они умерли в том же 1953 году, в феврале месяце.
- Их расстреляли?
- Нет, в справке значится: скончался на предварительном следствии. Вероятней всего, их забили насмерть на допросе.
«Было дело, - подумала Лина, - и сейчас случается…»
Она свернула на улицу Бакланова и снова встала перед светофором. Рассказ Татьяны Самойловны был интересен ей не только из праздного любопытства, но в силу какого-то невнятного ощущения близости правды, способной пролить свет на тёмную историю с убийством супругов Лобко.
- …Потом умерла Женина мама. В пятьдесят восьмом, что ли? Женю отправили в Алма-Ату, в детский дом. А мы с братом и мамой переехали в Саратов. Там в шестьдесят третьем году умерла наша мама. Я вышла замуж, какое-то время мы с мужем жили в Саратове, а в 1987 переехали сюда. Теперь мы живём в районе Ольховского пруда.
- Угу, - вежливо кивнула Лина, ожидая продолжения.
- С Женей мы встретились в девяносто третьем, когда они с мужем и сыном приехали из Алма-Аты.
- Надо полагать, вы с Евгенией Ивановной нашли друг друга раньше? – спросила Лина.
- Да. В 1990 году, через общество «Мемориал». Мы начали переписываться и…
- Понятно. А за что репрессировали ваших отцов, вы теперь знаете?
- Честно говоря, я даже не пыталась узнавать. Мы столько всего пережили. А вот Женя совсем недавно рассказала мне, что знает всю предысторию наших несчастий и даже знает имя человека, который написал на наших отцов в пятьдесят третьем донос.
- Что вы говорите? – ахнула Лина и чуть не врезалась в «газель». – Она сказала – кто это?
- Нет. Она вообще заговорила на эту тему лишь тогда, когда встретила этого мерзавца в пенсионном управлении. Он, по её словам, пришёл туда хлопотать о прибавке к пенсии, как ветеран тыла. То есть, у него была какая-то справка из архива ФСБ, что он начал сотрудничать с этой организацией ещё в 1943 году, когда был школьником старших классов. Тогда ФСБ называлась по другому, но…
- Имя, фамилия этого человека? – нетерпеливо поинтересовалась Лина, хотела обогнать муниципальную «гармошку», но не стала, пристроилась сзади и «поплелась» у неё в хвосте.
- Ни его имени, ни фамилии Женя мне так и не успела сообщить, но рассказала следующее. Её мать, дескать, всегда знала, кто донёс на наших отцов. Мои родители тоже, наверно, знали. Но мне мама ничего такого не говорила. А её мать ей всё рассказала. Перед смертью, что ли? Женя хоть и была тогда ещё совсем девочка, но всё запомнила. Однако она даже не предполагала, что встретит этого гада здесь, спустя столько лет, в пенсионном управлении.
- А как же она его узнала, когда встретила? – задала законный вопрос Лина.
- Мать сообщила Жене полные реквизиты доносчика. В начале пятидесятых он служил в Кустовском уголовном розыске. Младшим, что ли, лейтенантом? Он очень хотел получить квартиру в нашем доме. А ему не давали. Потому что дом предназначался для старшего комсостава. Вот он… В общем, когда Женя пришла по каким-то своим делам в пенсионное управление, он был там и его при Жене вызвали к заведующей. Ну, Женя его фамилию сразу вспомнила. А когда этот вышел, и пришла очередь Жени (её доносчик, разумеется, не узнал), Женя каким-то образом выспросила у заведующей о предыдущем посетителе и узнала, что этот приходил за прибавкой к пенсии. Всего пятьсот рублей, что ли? На основании справки, что он начал служить в тогдашнем КГБ (или МГБ, я уже не помню?) в качестве внештатника ещё в 1943 году.
«В качестве стукача», - мысленно подкорректировала Лина.
- В общем, Женя мне всё-всё рассказала про этого человека, только имени не назвала. А я не догадалась спросить. Или я была в неподходящем настроении? Мне кажется, она разоткровенничалась вечером именно того дня, когда встретила доносчика в пенсионном управлении. Это произошло… Ну, да, в первых числах марта! Я почему запомнила: мы с мужем как раз обсуждали, какой лучше подарок купить мне к празднику. Он хотел чайный сервиз, а я просила новый ковёр в спальную… Впрочем, не важно. Так вот, Женя позвонила мне, и мы долго с ней разговаривали. Душу ей захотелось излить, что ли? Я помню, Женя рассказала, как припугнула заведующую. Когда она выпытала у заведующей всё, что хотела знать о причине прихода доносчика в пенсионное управление, то заявила, что если она, заведующая, подпишет заявление этому человеку о прибавке к пенсии, то она, Евгения Лобко, раззвонит о таком неслыханном безобразии во всех СМИ.
- Что вы говорите? – ещё больше заинтересовалась Лина и покатила вниз по улице Лесной к родному дому.
- Ещё Женя сказала, что в виде первого предупреждения она собирается написать про этого негодяя в какой-нибудь местной газете, но не станет указывать его реквизитов. Но если узнает, что он, доносчик, получил прибавку к пенсии как ветеран тыла, то она опубликует материал уже с указанием имени и фамилии главного «героя». И тогда ей, заведующей, не поздоровится.
- А как она могла узнать, получил или не получил этот человек прибавку к пенсии? – задала очередной вопрос Лина и медленно вкатилась во двор.
- Этого мне Женя не сказала. А вот и наш двор… Вы знаете, я его помню с детства, и он совсем не изменился. Вот только деревья стали большими. Как в том фильме…
- Скажите, а вы не знаете, написала ли Евгения Ивановна предупредительную статью? – не отставала Лина.
- Не знаю.
«Чёрт!» - мысленно ругнулась молодая женщина и полезла из машины. Татьяна Самойловна тоже вышла, и они направились к подъезду, в котором жила Лина Крымова.
- А вы, значит, хотите удочерить Свету Лобко?
- Да, - кратко подтвердила Лина и предупредительно распахнула перед гостьей дверь подъезда.
- Ну, что ж, в добрый час, - вздохнула женщина. – Я и сама об этом думала, но уж лучше вы. Вы молодая, сильная. А я… У меня большая семья, все такие разные. Вы знаете, я даже с Женей не могла общаться так часто, как мне этого хотелось. Муж был против. И старший сын, когда узнал, что Витя Лобко наркоман.
- Когда будем его хоронить? – вспомнила Лина о делах скорбных и неотложных, останавливаясь возле дверей своей квартиры.
- Завтра забираем и везём на Смоловское кладбище. Там я похоронила его родителей. Как Света перенесёт всё это?
- Я стараюсь не говорить с ней на эту тему. Отвлекаю, как могу.
- Вы добрый человек. Я много хорошего слышала о вашей семье, о Крымовых, от мамы. Она, наверно, имела в виду ваших дедушку и бабушку? Они живы?
- Умерли, - лаконично возразила Лина и отперла дверь.