Глава 19

Покинув владения мадам Овсовой, Лина первым делом позвонила домой. Трубку поднял отец.
- Па, привет, это я, - сообщила Лина. – Спасибо, что пришёл. Ты сможешь побыть у меня со Светой до вечера?
- Конкретно? – кратко осведомился Крымов старший.
- Я пока сама не знаю, но перезвоню позже, - пообещала Лина. – В общем, если сильно задержусь, переночуешь у меня.
- Ты чего это раскомандовалась? – ворчливо заметил отец.
- Ну, па! – нетерпеливо воскликнула Лина. – Как Светка?
- Да ничего, резвится. Чудный ребёнок.
- Я рада, что вы подружились. Всё, пока, целую.
Лина выключила телефон и полезла в бардачок за автомобильным атласом. Она ехала в сторону МКАД и, пока не пересекла её, решила уточнить свой маршрут по имеющемуся адресу, который ей дала госпожа Овсова. В адресе значилось: Рязанская область, Угаровский район, деревня Грачёвка.
«Это хорошо, что мадам Овсова всего лишь из Рязанской области, а не из какого-нибудь Оймякона», - рассеянно подумала Лина и засунула атлас обратно в бардачок.

Упрямая и скорая в производстве конкретных действий, Лина, как только узнала, что её богатая заказчица родом не из Оймякона, Улан-Удэ или Благовещенска, а из соседней области, решила сгонять туда на своей тачке, не откладывая принятого решения на потом. И прибыла на место, в деревню Грачёвку некоего Угаровского района Рязанской области в 14.41. Она управилась бы и раньше, но до Каширы плелась еле-еле, поскольку трасса была забита всяким автотранспортом. После Каширы дело пошло веселей и Лина гнала по Волгоградскому шоссе почти на предельной скорости. Свернув после указателя к Угарову, Лина сбросила скорость до тридцати и стала высматривать какого-нибудь «осведомителя», чтобы справиться у него о дальнейшем маршруте. Она минут пять тащилась по дороге к райцентру, но так никого не встретила. Автомобили местного значения тоже туда-сюда не шмыгали.
«Наверно, все в поле, - наивно подумала она, - осень…»
Когда Лина миновала первые зловонные кучи несанкционированной свалки на окраине райцентра, она наконец-то обнаружила какого-то согбенного мужика в совершенно затрапезных шмотках. Тот брёл себе в сторону городка с таким видом, как будто ему было всё равно, идти туда или обратно. Возраст мужика не подлежал точному определению, а взгляд из всех доступных нормальному человеку мыслей выражал только одну и со знаком вопроса: где бы срубить немного деньжат на опохмелку?
Лина тормознула возле мужика и минут десять пыталась вытрясти из него тайные сведения о местонахождении деревни Грачёвки и подъездных путей к ней. Но мужик мычал, говорил о каких-то трубах и порядках, а когда Лина догадалась пообещать мужику гонорар за полученную информацию, тот резко перестал мычать и членораздельно послал Лину туда, куда надо. То есть, прямо и направо. Лина выдала мужику двадцать рублей и покатила в указанном направлении. И скоро въезжала в безлюдное село. Погода стояла отменная – сухая, прохладная, солнечная, - и молодая женщина избежала удовольствия увязнуть в грязи просёлка.

Деревня Грачёвка состояла из трёх то ли хуторов, то ли посёлков. И Лине пришлось обращаться за дополнительной корректировкой ещё к одному согбенному. Что обошлось в дополнительные двадцать рублей. Уже в первом случае молодая женщина обратила внимание на странное поведение представителей местного мужского населения (с представительницами женского контингента данного района она ещё не встречалась): вялая реакция на вопросы, полная отрешённость во время попытки наладить диалог, резкое «пробуждение» после обещания гонорара и полный восторг в результате обмена сведений на обещанное вознаграждение в сумме двадцати рублей. Лина, будучи женщиной практической и отчасти прижимистой, как-то интуитивно угадала оптимальный размер оплаты такого рода усилий с учётом провинциальной ценовой политики, но знать не знала, что ровно столько в данной местности стоит пол-литра самогона. А если бы узнала, то очень удивилась бы. Ведь килограмм сахара стоил без малого те же двадцать рублей, и из чего делали самогон в данной местности, оставалось только догадываться.
Короче говоря, осчастливив ещё одного аборигена и получив дополнительную ориентировку, Лина парковалась возле избы тех самых Грачёвых, у которых младший сын Василий, ровно в 15.00.
Эта часть Грачёвки, восемь домиков самого патриархального вида, находилась на вершине пологого холма. Отсюда были видны бескрайние поля, разделённые лесопосадками, извилистая речка и сравнительно прямая железная дорога. В полях, как предполагала Лина, никаких людей не наблюдалось. Не наблюдалось никакой жизни и в избе, рядом с которой стояла Лина и попеременно то сигналила клаксоном, то подавала голос.
- Хозяева, ау! - взывала она, с восторженным удивлением чисто городского жителя оглядывая окрестности и слушая натуральную глубинную тишину.
- Ну, чё те надо? – наконец-то выполз на крыльцо ещё один местный мужчина. На вид ему было все семьдесят. Небритый, в телогрейке непонятного цвета, рваных штанах и совершенно застиранной рубахе навыпуск, он стоял на крыльце и без всякого выражения на лице щурился на Лину.
«Повымирали они все, что ли?» - подумала Лина, имея в виду полное отсутствие, кроме мужика на крыльце, других признаков жизни. Даже собак не было слышно, словно они все собрались в стаю и покинули деревню то ли перед мором, то ли перед очередными выборами.
- Ну, чё тебе? – переспросил мужчина и, немного подумав, потащился к калитке.
- Здравствуйте, - неуверенно начала Лина, но затем быстро взяла себя в руки решительно заявила: - Мне нужно знать, где находится Василий Грачёв.
- Братан мой младший? – уточнил мужчина, выполз на улицу, оседлал завалинку и принялся, не спеша, мастырить козью ножку.
- Бра-а-тан? – протянула Лина, с изумлением констатируя, что этому, выходит дело, не семьдесят, как показалось ей, а всего тридцать девять. Она достала пачку сигарет и протянула её мужику. Вообще, Лину удивляло здесь всё, а козья ножка (о самокрутках молодая женщина знала из кинофильмов и художественной литературы) особенно.
Мужчина стрельнул сигарету, понюхал её, сунул за ухо и задымил вонючим самосадом.
- А на што тебе Васька-то?
- Не важно, – отрезала Лина и положила начатую пачку сигарет рядом с мужиком на завалинку. – Ответите на интересующие меня вопросы, получите триста рублей.
- Ну, всё-таки? – не отставал мужчина, хотя при упоминании трёхсот рублей глаза у него загорелись. На сигареты, правда, он отреагировал вяло. Видно, имел представление о данной табачной продукции с импортными реквизитами, но облегчённого качества, уступающего ядрёному самосаду и по крепости, и по духовитости.
- Я журналистка, - наудачу соврала Лина.
- Понятно, - выдохнул очередную порцию густого дыма мужик. – А выпить у тебя с собой ничего нет?
- Есть, - вспомнила Лина. У неё действительно имелась полбутылки водки в багажнике. Ею она иногда протирала замасленные руки. Бензин, правда, был эффективней, но от водки не так воняло.
- Ну, так давай! – засуетился мужик, доставая из кармана телогрейки дежурную корочку хлеба и обкусанный огурец. – А то триста рублей… С ними надо ещё к Макарихе переться… А это…
Лина молча достала бутылку «Арбатской», мужик схватил её и недовольно заворчал:
- Вот, бля, с пипеткой!
Он полез в недра завалинки и извлёк оттуда гранёный толстостенный стакан. При виде этой полновесной посудины Лина вовремя спохватилась, решительно вырвала из руки страждущего селянина семисотграммовую бутылку и сама налила ему сто граммов.
- Ну, ты, это, - возмутился, было, мужик, однако булькнул из стакана, занюхал корочкой, отгрыз от огурца и резко подобрел. Он закурил предложенную сигарету, блаженно засопел и заговорил: - Журналистка, значит… это правильно… про Ваську давно пора написать… малый в Чечне воевал… снайпером… Да!
«Ого!» - округлила глаза Лина и продолжила беседу: - Вот именно, такая биография, а о нём ещё никто не написал. Но ваш брат такой скромный. Всё о его подвигах приходится стороной узнавать. Я, было, начала готовить материал, а он возьми, да резко поменяй место жительства. Где он сейчас, не в курсе?
- А чёрт его знает, - небрежно ответил старший брат Василия Грачёва.
- Прописан-то он где? – уже совершенно не стесняясь, задала вопрос в лоб Лина. Она видела, что всё внимание собеседника сосредоточено на водке, а остальное его мало волнует. Тем более ему не до подозрений насчёт странного интереса незнакомой городской бабы к его брату Василию.
- А где-то в Московской области, - вяло пробубнил мужик, гипнотизируя бутылку водки в руке Лины Крымовой, - он после армии в Мытищах на вагонном заводе устроился. Там в общаге и прописался. Кажется, временно…
«Дохлое дело», - подумала Лина и накапала собеседнику ещё пятьдесят граммов.
- А конкретней? Последние сведения о брате имеются? Или хотя бы номер телефона? Телефон-то у него есть?
- Триста рублей дашь? – уточнил мужик и проглотил дозу.
- Дам, - заверила его молодая женщина.
- Сичас.
Старший брат Грачёв оторвал свою задницу от завалинки и поплёлся в дом. Через пять минут он вернулся с бумажкой в руке и зачитал Лине номер сотового телефона брата. Затем помялся и добавил:
- Анадысь, в четверг, тоись, он мамане телеграфный перевод прислал из этого, из Коровина.
«Это же всего в тридцати километрах от Кустова!» - обрадовалась Лина.
- Ну, привезла почтальонша бумагу, - продолжил рассказ селянин, - ну, маманя потащилась в центральную усадьбу на почту за деньгами. Получила, значит, и – айда к сеструхе в Калугу. А мы тута с батей засыхай…
«Обидно, конечно», - подумала Лина, убрала блокнот, отдала обещанные триста рублей и задала очередной вопрос:
- Когда Василий приезжал к вам последний раз?
- А шут его помнит? То ли в отпуск из армии? То ли уже опосля?
«Ну и родственнички», - удивилась Лина и снова спросила:
- А мать к сестре надолго?
- Да уж скоро не будет, - вздохнул селянин, – картошку мы выкопали и продали. Скотину не держим. Так что… гм!
Он, не отрываясь, смотрел на бутылку.
- Держите! – вспомнила Лина и напоследок поинтересовалась: - А где остальной народ-то? Что, поехали в Москву стучать горшками по Горбатому мосту?
Но мужик, получив вожделенную водку, уже ничего не слышал. Он воровато огляделся и полез в покосившийся сарай. Чтобы, наверно, не делиться с засыхающим на нетопленой печи батей.

Михаил Николаевич Мекаев, бывалый милицейский опер, в плохом настроении или подавленном состоянии пребывал редко. Но, видно, не зря говорят про понедельник, что он день тяжёлый. Ведь именно сегодня с утра Михаил Николаевич чувствовал себя неважно. А точнее, с того момента служебного утра, начинающегося ровно в 8.00., когда не обнаружил в сводке происшествий за истёкшие сутки сообщения о пожаре на улице Дурылина.
- Что за чертовщина? – проворчал старший опер.
Оставив Лину и Раю связанными, он резко по выходе на соседнюю с Дурылина улицу принял нормальный облик, забрал с автомойки тачку, снял на Ярославском шоссе двух шлюх и поехал на дачу к холостому дружку-приятелю. Где показательно гудел-веселился до утра понедельника. Затем приехал на службу и вот…
- Фигня какая-то, - подытожил общее состояние дел майор Мекаев и отзвонился домой, многоопытной супруге. Которая и без лишних объяснений знала, что её занятой муж потому не ночевал дома, что либо сидел в засаде на распоясавшегося бомжа-людоеда, либо участвовал в погоне за вампиром-форточником. После супруги старший опер позвонил Сергею Сергеевичу Крымову.
- Здоров, Серёга! – бодро начал Михаил. – Это я, Мекаев.
- А, Мишка, привет, - не менее бодро возразил начальник отдела по борьбе и так далее, - как сам?
- Ништяк пока, а там посмотрим, - уклончиво сказал Михаил. - Я слышал, тебя к новому делу прицепили. Ну, к этому, про псевдоблаготворителей. Которые были якобы связаны с господином Афониным.
- Да, чёрт бы их побрал. А у тебя какой интерес?
- Профессиональный. Сколько я помню, в этом деле три покойника. Никого ещё не отработали?
- Да нет, пока глухо. Только эту бодягу не я один раскручиваю. Ты в курсе?
- Да, слышал.
- Так вот…
- Ладно, пока.
«Судя по его тону, с Линой всё в порядке, - подумал старший опер. - То есть, жива она себе и здорова. И ничего своему братцу, опять же судя по его жизнерадостному тону, не рассказала. Или не успела. Что ж…»
Михаил потёр массивный подбородок большим пальцем и стал прикидывать, как бы ему ловчее отвертеться от утренней встречи с начальством, требующим регулярного отчёта о проделанной работе. Вокруг него в просторном кабинете происходила оперативная суета: коллеги приходили, уходили, кто-то что-то проверял на экране монитора, кто-то кому-то что-то оживлённо рассказывал. Но Михаил Николаевич не обращал на происходящее внимание и, лишь придумав веский предлог, обратился к одному из сотрудников:
- Слышь, Иваныч, скажи шефу, что я срочно отъехал по делу Оряскина в облсудмедэкспертизу.
- Скажу, - весело пообещал Иваныч и также весело продолжил рассказ о том, как он в пятницу вечером вытаскивал из шахты лифта огнестрельного жмура недельной давности.
- Да как же он там целую неделю провалялся? – недоверчиво звонким голосом спрашивал стажёр. – Ладно, лифт третий месяц на ремонте, но жмур должен был начать вонять уже на вторые сутки!
- Там от мусоропровода так воняет! – гоготали опера постарше. – Что можно троих жмуров сгноить, и никто не унюхает!
Мишка закрыл за собой дверь, отсекая от себя шум и быт оперативной милицейской жизни, и пошёл к служебной парковке. Сел в тачку, достал сотовый и набрал номер нового контакта из МБГ, который на днях заказал ему Лину Крымову и Раю Светлицкую.
«Блин, как же эти сучки выкрутились?» - зло подумал Михаил, уже сегодня рассчитывавший получить за Лину и Раю десять тысяч зеленью.
- Алло? – сказал он, услышав в трубке дыхание абонента.
- Вас слушают, - отозвался тот.
- Здесь Михаил Мекаев, - на всякий случай обозначился старший опер.
- Знаю, - возразил контакт.
- Я по поводу нашего последнего контракта, - нахально заявил мент, - в процессе работы с клиентками выяснилось, что они стоят много дороже. Вы понимаете мою мысль?
- Сколько вы хотите? – деловито осведомился контакт, сразу всё поняв.
- В два раза больше оговоренной суммы, - заявил Михали.
- Мы согласны на пятидесятипроцентную прибавку, - твёрдо возразил контакт.
- Соглашусь, пожалуй, - деланно недовольным тоном отозвался Михаил и подумал: «Что-то они больно сговорчивые нынче. То ли их московская крыша временно отдыхает, то ли в их собственной службе безопасности был только один киллер, но умер недавно. В общем, пока мне не всё ясно, а это не есть хорошо, потому что тревожно…»
- И ещё, - возник в трубке голос контакта, - у вас в Кустове работали некто Галина Скоба и Василий Грачёв. Они подставили фирму и подались в бега. Нам бы хотелось, чтобы вы отработали и этих двоих. У них на руках, по нашей прикидке, около восьмидесяти тысяч долларов. Все деньги можете оставить себе. Плюс пятнадцать получите за предыдущий заказ.
- Итого получается четыре клиента? – уточнил Михаил.
- Совершенно верно.
- Однако мне ничего не говорят такие позывные, как Галина Скоба и Василий Грачёв, - возразил мент.
Он начал догадываться, где зарыта фишка: эти двое так подставили свою фирму, что та временно вынуждена прекратить свою «официальную» деятельность, а вместе с ней – партнёрство с московской крышей, которая в рабочем режиме могла бы выполнять любые «уборочные» работы. О том, что он выкрал из сумочки Лины портрет одного из нечистой пары, Михаил догадался сразу. Но ни о портрете, ни о кассете с интервью господина Афонина хитрый мент решил не говорить контакту. На всякий случай.
– И потом, - продолжил старший опер, - если эти двое подставили фирму, но решили-таки уйти из неё по собственному желанию, то они могли, во-первых, разбежаться в разные стороны, во-вторых, податься в такие края, на которые, скажем, моя юрисдикция не распространяется.
- Могли, - не стал спорить собеседник, - но мы почти уверены, что они этого не сделали. Мы достаточно хорошо знаем своих сотрудников, поэтому… Короче, берётесь?
- Да, - подтвердил Михаил.
- Прекрасно. Тогда поезжайте в ближайшее отделение связи, позвоните нам оттуда, и мы перешлём на почтовый факс все имеющиеся у нас данные на Галину Скобу и Василия Грачёва. Сейчас-то, я надеюсь, вы не из конторы звоните?
- Разумеется, - кратко возразил Михаил и выключил телефон.