Глава 25

Без четверти двенадцать Лина парковалась во дворе своего дома. Она вылезла из тачки, замкнула двери и окликнула дворника, который что-то скрёб возле углового подъезда.
- Слушай, Пал Палыч, - недовольно высказала ветерану совка и метёлки молодая женщина, - какого чёрта в нашем дворе посторонние тачки делают? Вот у этого козла, - Лина ткнула пальцем в «хонду», - магазин через дорогу. А он уже третий год свою помойку норовит на моё место поставить.
- А то я у этого козла деньги за парковку беру, - обиделся Пал Палыч, – или он у меня разрешения спрашивает. Он вить хозяин жизни, где хочет, там и ставит.
- Вот я увижу этого хозяина, - разозлилась Лина. Она, конечно, зря наехала на дворника. Просто тот оказался под рукой.
- Увидишь, - пообещал Пал Палыч. – Он как по расписанию ездит и тута паркуется. Могу это расписание тебе подсказать.
- Ладно, не утруждайся, - спустила пар молодая женщина и уже сделала шаг в сторону своего подъезда, но её задержал дворник. Он решил угоститься халявной сигаретой и Лина полезла в сумочку. Затем она вспомнила, что сигареты в кармане куртки, выдала Пал Палычу требуемое и удалилась. Расстроенная нахальством посторонних автовладельцев, Лина не заметила, как выронила бумажку с реквизитами трёх подозреваемых по делу Лобко. Она вспомнила бы о ней по приходе домой и сразу обнаружила бы пропажу, но её отвлекла Раиса. Та нетерпеливо ждала звонка Лины, ждала, ждала и позвонила сама.
- Алё? Алё? Ты уже дома?
- Да дома, дома, - возразила Лина, снимая на ходу куртку и направляясь в комнату, где стоял компьютер.
- Компьютер включила?
- Включаю.

Лина распечатала статью Евгении Ивановны Лобко, поместившуюся на четырёх листах, и ушла читать её в кухню. Там она слегка перекусила и ознакомилась с содержанием статьи. И ничего обалденного не вычитала. То есть, статья была написана от души, эмоциональность и стилистика мало кого могли оставить равнодушным, а сюжет потрясал своим незатейливым историческим реализмом.
Евгения Ивановна описала типичный случай из жизни страны начала пятидесятых со слов своей матери. Как про всё узнала мать, автор не говорила, но статья, тем не менее, выглядела вполне убедительно.
Начинала своё повествование Евгения Ивановна с описания встречи автора с пожилым человеком, которого Евгения Ивановна узнала совершенно случайно. Затем кратко указывалась цель визита этого человека в пенсионное управление, где произошла встреча. Затем шла ретроспектива. В ней безымянно фигурировал отрицательный герой, некий младший лейтенант Кустовского угрозыска, молодой человек, проживавший в бараке на улице Лесной по соседству с домом номер семнадцать. У него была семья, жена и годовалая дочь. Он состоял в знакомстве с отцом автора статьи, позже обвинённого на основании доноса отрицательного героя. Знакомство носило сначала чисто служебный характер, затем отношения стали более тёплыми.
Ещё в статье говорилось, что отрицательный герой действовал не в одиночку: у него были сообщники, младшие офицеры МВД, также проживавшие в бараке. Очевидно, им всем надоело ждать, когда построят новый дом и их переселят из барака в нормальные квартиры. И они решили ускорить процесс улучшения жилищных условий за счёт старшего комсостава.
Затем Евгения Ивановна немного написала об отце и его друге, однополчанине майоре Стрижевском. Они командовали охраной, под которой трудились условно-осужденные ЗК на одном из строящихся оборонных предприятий. Семьдесят процентов осужденных были люди интеллигентные, с высшим образованием, и к аббревиатуре ЗК имели весьма отдалённое моральное и внешнее соответствие. Они быстро нашли сочувствие и понимание со стороны майора Стрижевского и капитана Колосова. Между зеками и офицерами наладились вполне лояльные отношения, и дело дошло до того, что некоторых добросовестных осужденных стали отпускать на выходные к их семьям. Начальником охраны, поясняет в этом месте статьи Евгения Ивановна, был майор Стрижевский. Его замом по профилактике исполнения наказаний – капитан Колосов.
Каким-то образом подобные нарушения внутреннего распорядка на режимном объекте стали известны отрицательному герою статьи. Он написал донос (тогда это назывался рапорт), к нарушениям чисто служебного характера приплёл политику, донос подписали несколько его сослуживцев, соседей по бараку, и… Впрочем, финал известен. И даже звонок одного из раскаявшихся подельников инициатора доноса капитану Колосову за час до его ареста уже не мог ничего изменить.
В конце статьи автор с гневом напоминала о причине прихода доносчика в пенсионное управление. А в самом конце Евгения Ивановна давала понять, что дела она этого не оставит из принципа и проследит за тем, даст ли государство прибавку к пенсии такому негодяю, как отрицательный герой её статьи.
- Ну и чё тут обалденного? – разочарованно проворчала Лина. – Ни фамилии, ни имени, ни отчества, ни хотя бы каких-нибудь примет, не изменяющихся с возрастом.
Она рассеянно прибралась со стола и поплелась в комнату. Надо было выключить компьютер, позвонить Рае, затем принять душ, потом…
- А это что такое? – спохватилась Лина и подошла к тумбочке. Она взяла в руки увесистый том Жоржи Амаду и попыталась вспомнить, как книга из машины попала на тумбочку.
- Что-то я совсем плохая стала, - пробурчала молодая женщина и, услышав звонок мобильного, чуть не выронила книгу. Но вовремя успела сжать один корешок переплёта пальцами правой руки. Вся остальная книга повисла в воздухе, корешок надорвался и в разрыве показался какой-то предмет.
- Чтоб тебя! – изумлённо ахнула Лина, выдернула из книги конвертик с диском и поспешила за сотовым. Звонила опять Рая. Лина, стараясь отделаться от неё побыстрее и при этом не обидеть, протрепалась с подругой минут семь. Пришлось похвалить статью, поохать по поводу прочитанного, похвалить Раю и в конце беседы пообещать звонить спустя самое непродолжительное время.
- Вот сорока, - буркнула Лина и снова уселась за компьютер. К тому моменту она начисто забыла о бумажке, которую ей дал отец. Она вставила диск в процессор и открыла его содержимое на экране монитора.
- А это ещё что за бухгалтерия? - вполголоса произнесла Лина, ёрзая мышью и нажимая клавиши.

Предусмотрительный Максим Максимович не снабдил свой диск никаким паролем. Данный факт уже говорил о его непричастности к преступной деятельности «благотворителей». Открывая диск, любой желающий мог увидеть перечень файлов разных форматов. По прочтении содержимого одного из них становилось очевидным, что старик хоть и спятил, но действовал исключительно в целях изобличения вышеупомянутой преступной деятельности. И сделал это настолько профессионально, обстоятельно и подробно, что, читая некое подобие документального детектива, почти любой грамотный человек мог разобраться с его фабулой, сюжетом и перипетиями.
Если быть точным, данный документальный детектив содержал в себе подробный отчёт  о преступной деятельности псевдо-благотворителей, выполненный и в обычном текстовом формате, и – наверно, старик освоил новую программу, - в формате для чтения в Adobe Reader. В отчёте имелись три фотографии – Галины Скобы, Виктора Грачёва и Михаила Мекаева. Стиль изложения был канцелярским. Начало работ, ставших темой отчёта, приходилось на двадцать первое марта сего года. Максим Максимович педантично записал в предисловии эту дату, собственные реквизиты и перечислил причины возбуждения производства своей шпионской деятельности на новом этапе в новом направлении.
К тому времени Максим Максимович уже достаточно спятил и вовсю подглядывал за соседями и подслушивал их с помощью современной спецтехники. Так в своё время он сразу обратил внимание на подозрительное поведение новых постояльцев в квартире номер двадцать три. Бывший разведчик заметил, с какой осторожностью новые соседи перемещаются в поле зрения возможных свидетелей, и что они, появляясь на людях, меняют свою физиономическую внешность. Простым глазом простому человеку обнаружить это было трудно, но Максим Максимович не зря в своё время тащил службу в СВР СССР.
Почуяв неладное, сбрендивший спец переключил подслушку с соседей снизу на соседей сбоку. Соседи снизу ещё раньше показались Максиму Максимовичу весьма подозрительными субъектами. На связи с ними он обнаружил нескольких контактов, которые прикидывались молдавскими контрабандистами, но на самом деле могли оказаться курдскими сепаратистами, имеющими гнусные намерения оттяпать от неделимой России Дагестан, Татарстан и Курильские острова в придачу. Слежка была в самом разгаре, но новые соседи сбоку показались Максиму Максимовичу более переспективными, а так как аппаратуру он имел в одном комплекте, то... В общем, спятивший спец вкатался в новое дело. И понеслось. Максим Максимович, как ни был тронут умом, профессионализма таки не утратил и понял, что напал на действительно стоящий след.
Первым делом после установки подслушки в новом режиме Максим Максимович свёл заочное знакомство с одним местным пройдошливым репортёришкой, и тот стал еженедельно снабжать разведветерана полными сводками всех криминальных происшествий в городе Кустове за отчётный период. Николай Моргачёв только успевал менять эти сводки, которые репортёришка добывал в местном УВД, на сторублёвые бумажки. А Максим Максимович, сопоставляя сводки с подслушанными разговорами новых соседей, довольно скоро понял, чем именно занимаются Галина Скоба и Василий Грачёв.
Затем Максим Максимович проанализировал все подслушанные телефонные разговоры и составил более подробную картину преступной деятельности псевдоблаготворителей уже с участием представителя московского главка, местного продажного чиновника господина Афонина и местного продажного мента из убойно-оперативного отдела Михаила Мекаева.
В этом месте отчёта имелась фотография вышеупомянутого мента. Ещё две фотографии псевдоблаготворителей красовались ранее. Снимал их Максим Максимович, очевидно, из окна своей квартиры.
- Ну и дела, - бормотала Лина, перегоняя текст на экране монитора. Её так захватило чтение, что она даже не стала распечатывать диск, а читала прямо с экрана.
За фотографией скандально известного мента шли подробные характеристики новых подслушивающих устройств, благодаря которым разведветеран мог прослушивать двухстороннюю телефонную связь, а также определять номера телефонов, на которые звонили соседи. В характеристиках Лина ничего не поняла кроме того, что Максим Максимович приобрёл их полтора месяца спустя после начала слежки за соседями по площадке, установил дополнительно к старым и педантично внёс их техническое описание в том месте отчёта, которое соответствовало дате установки. Дата присутствовала.
- Скрупулёзный старичок, – прокомментировала Лина, закурила и продолжила чтение.
Далее описывались все шесть случаев гибели хозяев неприватизированных квартир, указывалось время отсутствия Галины Скобы и Василия Грачёва с привязкой ко времени совершения предполагаемых преступлений, а также давались текстовые записи всех разговоров, происходящих между соседями после каждого криминального выхода. Далее следовал обязательный анализ данных разговоров, затем шли записи телефонных переговоров, во время которых соседи отчитывались перед руководством за выполненную работу. Эти переговоры велись на условно-кодированном жаргоне. Но Максим Максимович легко «перевёл» их на нормальный язык, тем самым показав, что преступники не особенно-то и шифровались.
Перед заключительной частью отчёта Лина споткнулась о какую-то схему. Минут десять её изучала, перечитывала пояснения и наконец-то въехала в суть. Просто на данном этапе работы Максиму Максимовичу пришла в голову идея разнообразить записи, и он схематично обрисовал преступную деятельность соседей по датам её начала и предполагаемого окончания, планам, реально выполненным заданиям и официальному прикрытию.
- Перемудрил старик, однако, - недовольно констатировала Лина и закурила другую сигарету. Она, конечно, и знать не знала, насколько набекрень иногда вставали мозги у бывшего эсвээровца. И как часто они меняли крен. В тот день, когда Максим Максимович добивал черновик отчёта по итогам регулярного наблюдения и анализа, он чувствительно перебрал коньяка. Но не пошёл спать, как это делают нормальные люди, а стал чудить. И сделал это, как уже говорилось выше, весьма своеобычно. Зато, разобравшись со схемой, Лина узнала следующее.
Галина Скоба и Василий Грачёв сняли квартиру по соседству с Максимом Максимовичем сроком на один год. Но собирались съехать с неё в ноябре месяце, отработав в общей сложности девять объектов. Ещё раньше у них кончался срок аренды в гостинице «Ленкорань». Новый офис снимать уже не планировалось. Также в схеме был обозначен механизм взаимоотношений Василия Грачёва с господином Афониным с указанием дат контактов и передаваемых во время них денежных сумм. Помимо всего имелось множество телефонных номеров. Возле некоторых стояли именные пометки, возле других – вопросительные знаки.
- С ума сойти, - сказала Лина и пошла в кухню за минералкой.

По прочтении отчёта Лина окончательно убедилась в своей первоначальной догадке, что старик был, мягко говоря, не в себе. В частности, в заключении к отчёту он дал пояснение, почему резко сворачивает наблюдение за соседями из квартиры номер двадцать три. Во-первых, он, по его мнению, собрал достаточно информации и для возбуждения уголовного дела против своих соседей плюс одного мента и одного чиновника, и для доказательной базы их виновности. Во-вторых, активизировались соседи снизу. В то время как подсушивающая аппаратура имелась у Максима Максимовича в виде одного только комплекта. В общем…
В общем, чем кончилось дело в тот печальный для Николая Моргачёва день, Лина знала. Но она не знала, что бывший разведчик забил на тот же диск с отчётом и известный фоторепортаж. Вернее, она сразу обратила внимание на дополнительные иконки, символизирующие цифровые фотографии в известном файловом формате, но подумала, что эти фотографии также относятся к отчёту. А когда щёлкнула мышью по первой иконке и открыла изображение в просмотровой программе…
- Ух, ты! – ахнула Лина и чуть не поперхнулась минералкой, наткнувшись на первую картинку фоторепортажа, сделанного в день убийства супругов Лобко. На последнем снимке было запечатлено появление во дворе дома номер семнадцать милицейских во главе с Мишкой Мекаевым. Увидев знакомого мента, Лина поняла, почему Максим Максимович не стал вмешиваться в тот день в то дело хотя бы в качестве свидетеля. Делая поправку на его сбрендившие мозги, Лина предположила, что Максим Максимович не хотел вступать в отношения с местной милицией до тех пор, пока не передаст отчёт с компроматом на местного мента Мишку Мекаева в надлежащую инстанцию.
- Эх, старик! – душевно произнесла Лина.
Она сразу оценила содержимое диска, где имелась кое-какая информация на контакты из Московского главка под эгидой МБГ. К тому же содержимое диска полностью реабилитировало и Максима Максимовича, и Виктора Лобко.
Лина остановила фоторепортаж на том месте, где убийца выходил из подъезда. Своими осанкой, ростом и остальной комплекцией он кого-то неуловимо напоминал.
- Фигня какая-то, - потёрла глаза Лина и вспомнила версию брата о задолженности Виктора Лобко местной наркомафии и предполагаемом убийстве в счёт этой задолженности. – Не тянет данный мужичок на мафиозного киллера. А впрочем, хрен их знает, какие они?
Она глянула на часы в углу экрана, выключила компьютер, вынула из процессора диск и подумала, что его надо срочно передать брату. Пусть смотрит, делает выводы и делится ими с другом Митяшкой. Авось удастся поймать крупную рыбу. А также пусть передаст снимки следаку из ОБНОН, который взялся раскручивать дело об убийстве супругов Лобко и наркомафии. Может быть, найдёт он в своей «наркологической» картотеке этого плюгавого с хорошей выправкой киллера?

Пал Палыч Митин не сразу нашёл бумажку, оброненную Линой Крымовой. Он ещё какое-то время тыркал метёлкой то там, то сям, ворча под нос ругательства в адрес засранцев, разбрасывающих во дворе своего дома окурки, обёрточную бумагу и тару из-под различных напитков. В принципе, он мог особенно не надрываться за мизерную зарплату, но Пал Палыч был маньяком чистоты и поэтому почти весь день то махал метёлкой, то скрёб совком. Особенно его раздражали заезжие автовладельцы. Вдоль улицы Лесной рядом с их домом открылось множество коммерческих предприятий, проезжая часть была узкой и некоторые бедные бизнесмены, экономя деньги за постой на платных стоянках, норовили парковаться в их дворе. А так как им в этом никто не мог препятствовать, то они и парковались, и дополнительно мусорили.
- Сучьё позорное, - цедил сквозь зубы чистоплотный дворник и невольно оглядывался: не услышал ли кто его ругательства? Он вообще никогда не ругался во всеуслышание, но делал это иногда или про себя, или очень тихо. В данный момент не выругаться было нельзя: возле машины, с хозяином которой грозилась разобраться Лина, неугомонный дворник обнаружил наполовину втоптанный в землю окурок. И это всего в двух шагах от урны.
Пал Палыч подобрал окурок, от души шёпотом выматерился и только тогда увидел аккуратно сложенную бумажку.
«Это ещё что за беспорядок?» - подумал дворник, поднял бумажку, развернул её, прочитал написанное и обмер: в бумажке содержались полные реквизиты трёх бывших сотрудников Кустовского угрозыска, их звания, даты рождения, начала службы и её бесславного окончания. Всех троих, и Павла Павловича Митина в том числе, в начале шестидесятых выперли из так называемых рядов за недоверие. Все трое продолжали жить в доме номер семнадцать на улице Лесной, куда вселились в 1953 году. Но лишь один Пал Палыч всё ещё выглядел молодцом, продолжал трудиться, и мало кто дал бы ему больше шестидесяти пяти вместо законных семидесяти восьми.
- Вот значит ты как, Полинка, - скрипнул собственными зубами бывший мент. Что касается здоровья, то его Пал Палыч, как большинство нераскаявшихся негодяев, имел отменное. Взять, к примеру, Мартина Бормана или Генриха Мюллера. Здоровяками жили, здоровяками померли. И померли не от болезней или электротока на специальной табуретке, а от глубокой старости. Впрочем, далеко за примерами можно было не ходить. Пал Палыч лично знал с десяток людей из своего бывшего милицейского окружения. Злодействовали они по нынешним понятиям в своё время изрядно. Однако дослужились до генералов, умерли в тепле и сытости, и похоронили их в хороших местах с почестями. Некоторые продолжали жить. Один из них, так же, как юный Паша Митин, стучал на своих сверстников и учителей во время войны. А другой начинал службу в расстрельной команде. И ничего. Сидят себе на загородных дачах, попукивают и правнукам байки о своём героическом прошлом рассказывают. А вот Павлу Митину не повезло. Впрочем, не ему одному. Но лично Пал Палычу легче от этого никогда не становилось.
- Так вот значит ты как, - повторил дворник, но имени больше не упомянул. Он поджёг бумажку, кинул её в урну и пошёл складывать инвентарь в подсобку. Пал Палыч, имея душу чёрную, а мысли злобные, однако обладал способностью рассуждать здраво, логично и быстро. Обратив внимание на свежесть бумажки, он сразу определил, что обронила её Лина. Затем Пал Палыч грамотно сопоставил следующие явления и факты: следственный интерес Лины к делу об убийстве супругов Лобко, наличие у неё качественных информационных источников в виде милицейских родственников и содержание недавно обнаруженной бумажки. А сопоставив, сделал правильный вывод: Лина Крымова не зря проявляла интерес к расследованию известного дела, ей таки удалось выйти на верный след. Другое дело – как хорошо она помнила о данном следе после разговора с братом, который подбросил ей более правдоподобную версию убийства супругов Лобко, нежели версия убийства за жалкую прибавку к жалкой пенсии. Но Пал Палыч этого не знал и очень опасался разоблачения. Войдя в подсобку, он замер и слегка напрягся, вспоминая, как он разворачивал бумажку. Несколько минут, стоя в темноте с метёлкой в руке и совком под мышкой, он восстанавливал в памяти этот процесс складку за складкой. И вскоре смог убедить себя в том, что лист бумаги сложили в аккуратный прямоугольник единожды и больше не разворачивали. На этот факт указывало отсутствие помятости на складках или дополнительных складок. Можно было, конечно, не спешить с уничтожением улики, но Пал Палыч мог полностью положиться на свой фотографический взгляд и свою память. А она у него была отменной. И сейчас, спровоцированная тревожным фактором нежелательного внимания, услужливо рисовала перед внутренним взором бывшего мента события полугодовой давности. Пал Палыч запер подсобку, вошёл в свой подъезд и стал медленно подниматься на четвёртый этаж. По пути он с упрямством вращающегося мельничного жернова и с наслаждением мазохиста эпизод за эпизодом восстановил в памяти, словно это случилось вчера, свою встречу в пенсионном управлении с Евгенией Колосовой, в замужестве Лобко.
Удручённый мизерной до ехидства зарплатой и непотребной пенсией, Пал Палыч долгое время обивал пороги различных инстанций и вырвал-таки справку о том, что он в 1943 году начал работать на грозное специализированное учреждение, нынешнее ФСБ, в качестве внештатного сотрудника. Окрылённый успехом, он полетел в пенсионное управление и записался на приём к заведующей. Пал Пал уже законно считал минимальную прибавку к пенсии (всего пятьсот рублей) у себя в кармане, но случилось непредвиденное. Какой-то чёрт подсунул в ту же очередь на приём к заведующей пенсионного управления города Кустова и Евгению Колосову, в замужестве Лобко. Пал Палыч не узнал тогда дочь человека, на которого он в своё время донёс. Лишь победно оглянулся на очередь, когда его по фамилии, имени, отчеству вызвали к заведующей. А оглянувшись, заметил женщину, которая словно оцепенела, в упор разглядывая Пал Палыча.
«Знаю я её, в нашем доме живёт, - мельком отметил тогда дворник, - дура какая-то…»
Его не удивило присутствие в одной очереди с ним соседки по дому, только лишь взгляд царапнул. Они не были знакомы накоротке, Пал Палыч даже не знал тогда её новой фамилии, но кого-то она ему постоянно напоминала. В тот день тоже, когда он снова её увидел и обратил особенное внимание. Но скоро дворник забыл и эту женщину, и её подозрительный взгляд, и всё остальное человечество, потому что ему предстояла встреча с человеком, способным улучшить жизнь бедного пенсионера на целых пятьсот рублей в месяц.
Затем были приём, ожидание результата, поход к секретарю, которая вернула ему его заявление и посоветовала апеллировать к вышестоящей инстанции. Пал Палыч очень сильно тогда разозлился, но затем взял себя в руки и стал готовиться штурмовать то место, куда его любезно послали. И уже было почти собрался, как обнаружил в своём почтовом ящике одну газетку. Пал Палыч по бедности ничего не выписывал, поэтому прочитывал от корки до корки всю халявную прессу и рекламную макулатуру в том числе. Так он легко наткнулся на статью Евгении Ивановны Лобко. Наткнулся, прочитал, остолбенел, а затем начал прозревать. Бывший мент сравнил инициалы и наконец-то вспомнил, кого ему постоянно напоминала эта женщина, с которой он недавно встретился в пенсионном управлении. А напоминала она свою мать, Ксюшу Колосову, потому что была на неё похожа.
Павел Павлович Митин отложил хлопоты о прибавке к пенсии на потом и принялся исподволь готовить акт возмездия. Оставаясь при этом в здравом уме и твёрдой памяти.
Подготовка отняла много времени, однако исполнение прошло успешно. И всё бы дальше хорошо, но вмешалась Лина Крымова. Пал Палыч ненавидел эту процветающую суку с особенной страстью. Наверно потому, что постоянно мозолила глаза. Да ещё при нём, бедном пенсионере-труженике давала взаймы этому алкашу Моргачёву. Который и работать не хотел, и ханку жрал регулярно. Ненавидел, но не показывал вида. Как и всему остальному человечеству, которое дворник тоже ненавидел.
- Ну, ничего, ничего, - пробормотал Пал Палыч, входя в свою холостяцкую квартиру. – Вот, гадина!
Он тщательно запер дверь, аккуратно разулся, разделся и пошёл в ванную. Там он старательно побрился. Затем, пошарив по комодам и прочим сусекам, Пал Палыч собрал небольшой пакет барахла. Он глянул на часы – 14.47. – и покинул квартиру.
В 14.58. Пал Палыч был в платном туалете на улице Бакланова, возле входа в сквер имени Марины Цветаевой. Пришлось пожертвовать червонцем, зато в коммерческом сортире можно было комфортно справить нужду и переодеться, запершись в отдельной кабинке. Выйти бывшему менту удалось незамеченным. Народ не жаловал коммерческих сортиров, предпочитая туалетному комфорту свежий воздух поэтического сквера. К тому же в момент выхода переодетого до неузнаваемости дворника внимание наёмницы частного туалетного капитала отвлекал какой-то вздорный старичок с орденской планкой на груди. Он тыкал в нос наёмнице своё удостоверение, а та терпеливо объясняла, что их сортир предоставляет льготу лишь инвалидам ВОВ первой группы.
- Их к вам на носилках носят, да!? – надрывался старичок, которому во время ВОВ не посчастливилось стать инвалидом первой группы, то есть без двух ног и одной руки в придачу.
- Ещё как сами бегают, - равнодушно отвечала наёмница, перекрывая своим дородным телом проход к коммерческим писсуарам и унитазам, - на халяву та…
«Всё, дед, праздники кончились», - злорадно подумал Пал Палыч. Он с завистью вспомнил шумные торжества по случаю празднования юбилея Победы, когда город украсили транспарантами, играли оркестры, ветеранам разрешили за счёт городской казны целый день ездить на «автолайнах» бесплатно, а на площади Авторитетов их угощали дешёвой водкой и бутербродами с просроченной колбасой. Пал Палыч очень любил колбасу, даже просроченную, но не часто мог её себе позволить. Вот он и завидовал ветеранам, вспоминая шумные торжества, на которые городская казна списала в сто раз больше средств, чем на самом деле потратила. Зависть ещё больше обостряла чувство ненависти, и Пал Палыч ускорял шаг, спеша обратно во двор дома номер семнадцать на улице Лесной. Помахивая непрозрачным пакетом, он молодецки печатал шаг. В пакет дворник сложил свои повседневные шмотки, сменив их в кабинке платного сортира на другие. Он надел молодёжные джинсы, куртку, бейсболку, чёрные очки и был в них практически не узнаваем.

За делами, звонками, новыми открытиями Лина совсем забыла о листке, который ей дал отец. К тому же сказывалась усталость, накопившаяся за последние дни. Поэтому Лина решила принять душ. Выйдя из ванной, Лина пошла в кухню, поставила на газовую конфорку кофейник, включила настольный фен и, пока волосы сохли, трепалась по телефону с бывшим тренером по дзюдо. Тот приглашал неоднократную призёршу различного уровня соревнований тренировать группу начинающих подростков на добровольных началах. Лина вежливо отказывалась и рассеянно глядела в окно. Она обратила внимание на постороннего мужчину, шатающегося по их двору и расклеивающего на дверях подъездов объявления.
- Ничего себе мужчинка, - пробормотала Лина. Она выключила мобильник, погасила конфорку под закипевшей кофеваркой и сходила в кабинет, где у неё лежал бинокль, доставшийся ей от деда. С помощью бинокля Лина ещё лучше разглядела шатающегося. В общем, зрение её не обмануло: мужчинка был что надо. Именно такой тип нравился Лине: высокий хорошо сложенный брюнет с лицом славянским, но без выдающихся скул и носа картошкой. Молодая женщина подрегулировала резкость окуляров и смогла прочитать содержание объявления. В нём говорилось, что одинокий мужчина снимет за недорого комнату, и что наличие молодой незамужней квартиросъёмщицы им будет только приветствоваться. Внизу объявления значились позывные брюнета и номер его телефона.
- Наглый самоуверенный тип, - резюмировала Лина по прочтении объявления, однако никаких отрицательных эмоций по отношению к наглецу не испытала. Напротив, закачала в свой телефон номер неизвестного и его донельзя странное имя. Так, на всякий случай.
- Селиван, - вслух произнесла молодая женщина странное имя красивого незнакомца, - что это за погоняло такое?
Увлечённая разглядыванием таинственного Селивана, Лина не обратила внимания на другого мужчину, вошедшего во двор минутой позже красавца-незнакомца. Этот второй быстренько пересёк двор по диагонали и скрылся в подъезде, где жила Лина.
- Се-ли-ван, - по слогам произнесла женщина и услышала звонок в дверь. – Кто там?
Она вышла в прихожую и глянула в глазок. И увидела дворника Пал Палыча. Тот снял бейсболку с очками и в лицо был узнаваем.
- Что случилось? – не дожидаясь ответа, отперла дверь Лина и распахнула её перед нежданным гостем.
- Да дело тут к тебе такое, - заулыбался Пал Палыч, по-хозяйски захлопнул за собой дверь и, не говоря лишних слов, схватил Лину за горло.
«Ни фига себе!» - мелькнуло в сознании молодой женщины. В долю секунды она разглядела странный прикид дворника, его джинсы и куртку. Лина моментально вспомнила, что в такую же или похожую был одет человек на снимке, которого запечатлел покойный Максим Максимович. То есть, вероятный убийца супругов Лобко. Ещё молодая женщина обратила внимание, что дворник орудует в перчатках, предварительно аккуратно поставив пакет с одеждой в угол прихожей. Искушённый стукач и доносчик, реализовавшийся на практике успешный убийца, он знать не знал, что его очередная жертва почти в совершенстве владеет приёмами дзюдо и каратэ. И продолжал душить Лину, не предвидя никаких осложнений в производстве очередного убийства, рассчитывая на силу своих рук, которыми он круглый год упражнялся то с метлой, то со снегоуборочной лопатой. Дворник даже не догадывался, что он ещё в сознании не потому, что такой сильный и не по возрасту ловкий, а потому, что Лина всего лишь растерялась. Её в свою очередь спасло то, что Пал Палыч не сразу вцепился ей в сонную артерию, а постепенно к ней подбирался. Лине хватило ровно четырёх секунд, чтобы справиться с растерянностью. Она почувствовала, как начинает терять сознание, отвела руки в стороны и двумя жёстко оттопыренными большими пальцами ударила дворника по глазам.
«Блин, неужели ему семьдесят восемь лет?» - подумала она.
«Так, сейчас я её кончу, потом пошарюсь по хазе, создавая видимость ограбления… А почему – видимость?» - подумал дворник, получил по своим презренным гляделкам и надолго вырубился.
- Надо звонить в ментовку, - просипела Лина, потирая горло и направляясь в комнату, где стоял домашний телефон. – Селиван… ну и имя! – ни к селу, ни к городу вспомнила она.

 

Конец