Первый опыт
Детективный роман

Глава I

Максим Максимович Буров, отставной полковник внешней разведки СССР, любил под мухой сравнивать себя со знаменитым Штирлицем и более знаменитым (можно сказать, солнце подобным) Владимиром Владимировичем Путиным. Первого, правда, придумал Юлиан Семёнов, а второй дослужился только до подполковника. Впрочем, Максим Максимович уважал их от этого не меньше. Особенно под мухой. Но если откровенно, под мухой старый разведчик пребывал не часто. А если пребывал, то в гордом одиночестве, потому что по старой военной закалке специального назначения стремился всячески гарантировать свою секретность даже в таких невинных проявлениях, как симпатии, старческая хвастливость и прочее нетрезвое поведение.
Уволился в запас Максим Максимович на заре перестройки. Начало демократии он пережил в отдельной двухкомнатной московской квартире. Жена от него удрала в 89-м, во время разгула плюрализма мнений. Детей он с ней не нажил. Поэтому, старея в одиночестве, бывший разведчик стал слегка сатанеть. А тут ещё эта бурная капитализация с повальной модернизацией дорожного движения. Другими словами, когда Максиму Максимовичу стукнуло шестьдесят (десять лет после отставки), он решил бежать от московского урбанизированного шума в более тихое Подмосковье и затеял менять свою московскую хазу на фатерку в местах более тихих, но не столь отдалённых.
Обмен у него, надо сказать, получился удачный. Раньше отставной полковник жил в панельной девятиэтажке, и его двухкомнатная квартира выходила окнами на одну из второстепенных московских улиц, которая к середине девяностых стала магистральной. А переехал он в полнометражную трёхкомнатную квартиру в четырёхэтажном кирпичном доме, построенном в послевоенное время пленными немцами. Город назывался Кустов, а дом, куда переехал бывший разведчик, находился в его историческом центре. В общем, здесь оказалось и сравнительно тихо, и лирически патриархально, что обещало действовать на измотанную нервную систему экс полковника СВР успокаивающе. Но то ли крыша у отставника поехала от безделья, то ли наступил преждевременный старческий маразм, но долгожданное успокоение не приходило. Больше того: насмотревшись по ящику отвратительных сериалов про ментов и бандитов, а также наслушавшись откровений бывших сотрудников советских спецслужб, на всякий случай перебежавших в дальние страны, Максим Максимович стал испытывать необоримое желание поучаствовать в разных сомнительных процессах, вышедших из-под контроля юной неопытной демократии. Чем конкретно, он ещё не знал, но руки у него чесались реально. Особенно в те периоды, когда он узнавал о каком-нибудь своём бывшем молодом «однополчанине», заработавшем на участии в коллективной сдаче бывшей советской родины первоначальный капитал, а к середине девяностых объявленном в справочнике Форбса мультимиллионером.
Недели через три после переезда на новую квартиру Максим Максимович свёл знакомство с одним местным пожилым кренделем. Данный крендель считался дальним родственником людей, обменявшихся с бывшим разведчиком, и был «натурализовавшимся» пьяницей. Другими словами, раньше он в рот не брал спиртного, а потом ничего, кроме спиртного, уже употреблять не хотел. Звали натурализовавшегося пьяницу Николай Моргачёв. В своё время он довольно успешно занимался боксом, заработал международного мастера, а потом работал тренером в детской спортивной школе, Но, пока юные неопытные демократы вроде Ельцина с Гайдаром сражались на баррикадах против оголтелых реакционеров, детский спорт, требующий казённого финансирования, накрылся медным тазом, и Николай остался без работы. А так как водку, в отличие от работы, стали предлагать на каждом углу, Николай запил. Он регулярно находил какую-нибудь дешёвую работу сторожа или курьера, но из-за развившегося пристрастия к алкогольной отраве так же регулярно эту работу терял. И в периоды безработицы, не удовлетворяясь скромной пенсией, вынужденно искал спонсоров. А Максиму Максимовичу требовался человек для поручений. Он быстро прояснил дальнего родственника своих сменщиков, определил его профпригодность для своих операций, и между ними наладилась вполне сносная дружеская связь. Вследствие каковой Максим Максимович тоже постепенно пристрастился к выпивке. Но ему это, в отличие от бедного бывшего тренера, было по барабану. В том смысле, что пенсию бывший полковник СВР получал не такую скромную, как Николай, и денег в виде реально конвертируемой валюты Максим Максимович за время службы успел скопить изрядно. Поэтому, не устраиваясь ни на какую дешёвую работу, он зажил в городе Кустове Московской области почти припеваючи. А потому почти, что…

За десять лет знакомства с Максимом Максимовичем Буровым Николай Моргачёв обрёл былую уверенность в себе, и даже поправился на пять килограммов. Нет, пенсия у него по-прежнему оставалась ниже прожиточного минимума, хотя новая власть, пришедшая на смену юным демократам, по неопытности завалившим дело социальной защиты населения, без устали декларировала неуклонное повышение жизненного уровня условного среднестатистического гражданина РФ вместе с каким-то валовым доходом. Но так как все эти прогрессивные явления в виде стабильного процветания таинственного валового дохода и не менее загадочного отдельного гражданина РФ, имеющего средний достаток 15 тысяч рублей в месяц, присутствовали только в виде деклараций, то их материальное продолжение Коле Моргачёву реализовал его тёплый друг и периодический работодатель Максим Максимович Буров, отставной полковник СВР СССР. Больше того: новый друг регулярно спонсировал их совместные возлияния. Тем не менее, принципиальный бывший тренер, надо сказать, бывшего союзного значения, всегда искал возможности устроиться на работу более постоянную, нежели частные поручения то ли сбрендившего, то ли занимающегося надомным криминалом отставного полковника. Имея обширные связи, он такую работу находил. Устроившись, Николай месяца два исправно бегал в качестве курьера (махал метлой или сторожил капиталистическую собственность), но затем напивался с особенным пристрастием, не выходил на работу, чтобы отнести очередной пакет (подмести улицу или пугнуть потенциального проклятого расхитителя капиталистической собственности), и с работы его увольняли.
Сегодня ему снова не повезло. Ну, да, позавчера он перебрал, вчера забил на работу, а сегодня получил полный расчёт. Но он не стал унывать. Бывший тренер бывшего союзного значения доехал до старого центра Кустова, купил бутылку более – менее съедобной водки и направился к дому номер 17 на улице Лесной. Сам Николай жил в доме номер восемнадцать, но там ему делать было нечего. Он вошёл во двор немецкой четырёхэтажки, прямоугольного замкнутого строения с внутренним двором, двумя арками и шестью подъездами, поднялся на последний этаж и позвонил в знакомую дверь. Спустя две минуты дверь бесшумно распахнулась, и Николай проник в полутёмную трёхкомнатную квартиру. Следуя за хозяином, сутуловатым седовласым мужчиной сухого телосложения роста выше среднего, бывший тренер союзного значения вошёл в кухню и молча распаковался. Был он, ко всему прочему, ещё и молчун, что весьма импонировало хозяину квартиры, человеку также малоразговорчивому.
Они, гость и хозяин, молча уселись за стол, Николай налил водки, оба выпили и закусили хлебом из хлебницы. Бывший разведчик любил порядок во всём, поэтому в неурочное время, когда речь не шла о завтраке, обеде или ужине, на столе в его кухне не было ничего, кроме контейнера для хлеба и прибора с солонкой и перечницей. И нормальную закуску, помимо хлеба-соли, отставной полковник педантично предлагал с двух до двух тридцати пополудни, и семи до семи тридцати вечера. За завтраком Максим Максимович не выпивал. Иногда, когда Николай приходил в неурочное время (не в обед или ужин по расписанию), но приносил закуску, Максим Максимович от неё не отказывался. Но не от жадности, когда нахаляву и уксус сладкий, а из обычной деликатности по-настоящему интеллигентного человека, который не чурается общаться с любым смертным, не теряя при этом собственного достоинства. Впрочем, бывший тренер ещё не допился до такого состояния, когда после общения с ним мог возникнуть вопрос о состоянии достоинства того, кто с ним общался.
Выпив водки, хозяин закурил, дал сигарету приятелю и кратко осведомился:
- Ну?
В этом вопросе Николай прочёл интерес хозяина, вызванный длительным отсутствием гостя.
- Работал, - пожал плечами бывший тренер, объясняя причину, в силу которой он не мог посещать дорогого друга чаще обычного.
- А теперь? – задал наводящий вопрос хозяин.
- А теперь не работаю, - равнодушно пояснил гость.
- Понятно, - возразил хозяин и, пока гость наполнял рюмки, поглядел в окно. Его взгляд запутался в кронах деревьев, что обильно разрослись по всему внутреннему периметру дома. Листья, в зависимости от породы, были на деревьях жёлтые, красные и зелёные: на дворе стояла осень, день на календаре нарисовался двадцать первый сентября месяца, и по городу законно разгуливало бабье лето.
- Ну? – напомнил о своём присутствии и обязательствах перед компанией Николай Моргачёв.
- Угу, - буркнул Максим Максимович. Они подняли рюмки, деловито их опрокинули по назначению и также деловито зажевали хлебом.
- Осень, - проворчал Николай, перехватив взгляд бывшего эсвээровца.
- Она, - согласно кивнул красивой седой головой товарищ Буров.
- Поручения какие-нибудь будут? – спросил Николай.
- Нет, - возразил Буров.
- Дай в долг рублей триста, - попросил Моргачёв, - а то…
Договаривать он не стал, но Максимович и так всё понял: до следующей зарплаты на следующей работе приятелю предстояло харчиться и орошаться за счёт скудной пенсии, из которой кое-что надо было отдавать супруге экс тренера.
- Маловато просишь, - усмехнулся бывший эсвээровец.
- Больше не надо. Отдавать не из чего, - отказался Моргачёв.
- Отработаешь, - утешил его Буров.
- Конечно, - не стал спорить Моргачёв, получил три сотни и разлил остатки водки. – Будем!
- Будем, - согласился товарищ Буров и выпил.
Николай Моргачёв дисциплинированно последовал примеру хозяина. Затем щелкнул пальцем по пустой бутылке и на всякий случай поинтересовался:
– Может, ещё за одной сгонять?
Во время распивания второй пол-литры у собутыльников слегка развязывались языки, и за кухонным столом происходила та самая душевная беседа, из-за стремления к которой русские люди не лопают водку в одиночку, а норовят делать это сообща. Оставив в стороне политику с экономикой, президентов, депутатов и олигархов, приятели предпочитали нейтральные темы. Максимович начинал вспоминать, как он десять лет прикидывался секретарём советского посольства в одной мелкой европейской державе. А Николай принимался с чувством рассказывать о давнишнем своём поединке с известным кубинским боксёром, которого два раунда гонял по рингу, как зайца, а на последней минуте третьего получил от него в лицо и спёкся.
- Хватит, - успокоил его хозяин и встал, намереваясь выпроводить гостя.
- Ну что ж, - промямлил Моргачёв и слегка расслабленной походкой побрёл на выход.
«А не взять ли мне чего-нибудь почитать?» - подумал он. Но, не успев принять мысленного решения, был выставлен приятелем за дверь. Тот доверял Николаю полностью, даже пускал его одного в другие комнаты, когда бывший тренер хотел одолжиться каким-нибудь чтивом. Но сегодня, выпив дозу, спешил отделаться от Моргачёва. Максим Максимович, слегка тронувшись умом от безделья и радикальных перемен, последние десять лет занимался делами, близкими его шпионской натуре. При этом он почти не выходил из квартиры и не светился перед возможными свидетелями даже не того, чем он занимался, а самого его существования у них по соседству. Дело в том, что в последнее время, когда всякая шпионская техника и прочее специальное оборудование продавалось так же легко, как, скажем, клонированные сосиски или китайский трикотаж от Баленсиаги, секретной деятельностью на дому мог заниматься любой школьник, разбирающийся в «современных технологических инновациях». А Максиму Максимовичу, бывшему профессиональному шпиону, у которого поехала крыша, сам Бог велел…