ГЛАВА  8

 

Лина дождалась, когда минутная стрелка на её часах достигнет предпоследней пятиминутной отметки перед цифрой два, завела тачку и перегнала её со стоянки к воротам дачи господина Галкина. Она заперла дверцу, поправила на плече сумочку и позвонила в калитку. Спустя три минуты послышались шаркающие шаги, и Лина увидела в щель между неплотно пригнанным фанерным листом к дощатому каркасу сутулую фигуру изрядно пожилого джентльмена, не спеша канающего к калитке.
- Кто там? – послышался дребезжащий голос.
- Это журналистка из Москвы, - слегка улыбнувшись, повторила Лина ложь местного участкового.
- Вот не ожидал! – воскликнул джентльмен совершенно новым голосом с молодецким фальцетом и перешёл с шаркающего шага на строевой с подскоком. – Я ведь назначил на четырнадцать ноль-ноль?
- Совершенно верно, - подтвердила фальшивая журналистка.
- Вы молодая и красивая? – уточнил местный писатель, отпирая калитку.
- До пенсии мне ещё далеко, - уклончиво возразила молодая женщина.
- Тогда почему такая точность? – игриво поинтересовался господин Галкин, распахнув наконец-то калитку. Он увидел Лину и замер в совершенно театральной позе перед нарисовавшейся сногсшибательной красоткой в неброском богатом прикиде. Местный графоман разве что руками не всплеснул и не прикрыл ими якобы ослеплённых от якобы невиданной доселе красоты своих похотливых глаз. – Честное слово, я ждал вас не раньше трёх.
- Я не вовремя? – насмешливо поинтересовалась Лина.
- Ну, что вы, дорогуша, входите-входите. Вот тут, извините, половичок, если вас не затруднит… ботиночки ваши протереть… то есть, подмёточки ваших ботиночков… я, видите ли, холостяк, но люблю чистоту… впрочем, что я, совсем? Проходите, не обращайте внимания на половичок…
Господин Галкин вовсе не был сентиментальным воздыхателем. К женщинам он относился с циничной прямотой и знал, что ему от них надо. И он совершенно не терялся в компании продажных девиц, но вёл по отношению к ним себя так грубо и конкретно, как это позволяли размер произведённой оплаты за услуги специфического свойства и его испорченность. Но господин Галкин искренне считал себя образованным джентльменом с особенным творческим уклоном, поэтому иногда пытался ухаживать за приличными девушками и дамами так галантно, как это казалось ему правильным. Но иногда переигрывал, иногда заговаривался, а иногда и вовсе выглядел дурак-дураком. В довершение ко всему местный графоман страдал приступами болезненных фантазий самого вычурного свойства, которые он часто пытался выдать за реальность, и манией чистоты. Хотя чистоплюем, по большому счёту, не был.
«Полный идиот», - сделала бескомпромиссный вывод Лина, вежливо поздоровалась, назвалась по имени-отчеству, но удостоверения личности, ясное дело, предъявлять не стала.
- Вот сюда, вот по этой дорожке, вот тут плитки не хватает, - суетился господин Галкин, провожая Лину к симпатичному домику под настоящей черепичной крышей, с чистеньким крылечком и сверкающей на солнце застеклённой верандой. В советские времена в таких домиках жили вполне обеспеченные граждане. Сейчас подобное строение сгодилось разве что для прислуги нынешних обеспеченных граждан. Но Лине вполне импонировало это беленькое с красным одноэтажное строение, глядя на которое непринципиальным глазом, трудно было догадаться, что домик выглядит так относительно хорошо благодаря лишь «платоническим» стараниям хозяина, но не каким-нибудь действенным капиталовложениям. То есть, говоря о господине Галкине, как о человеке зажиточном, Костя Быстрицкий не имел в виду какого-то выдающегося состояния. Однако деньги, по словам того же Кости, у местного графомана водились.
- Вот по этой лесенке на веранду, переобуться в шлёпанцы не желаете? Впрочем, о чём я говорю? Проходите прямо в своих очаровательных ботиночках, садитесь, сейчас мы будем пить чай с ромом или кофе с коньяком. Что предпочитаете?
- Спасибо, я только что пообедала, - соврала Лина, увидела горестно вытянувшееся лицо престарелого джентльмена и смилостивилась. – Чаю, но без рома.
- Сей момент, - засуетился пуще прежнего хозяин и убежал вглубь симпатичного домика с видом на невидимые исторические катакомбы и бескрайнее море.
«Трудненько мне с ним придётся, - слегка задумалась Лина, - ежели он вот так вот постоянно будет дурочку ломать. А что ломает – это очевидно. Из ума ему ещё выживать, во всяком случае, рановато. Кстати, насчёт веранды и чая – что-то мне данные прелюдия и мизансцена напоминают…»
Она с грустью вспомнила Валентину Марееву и, чтобы отвлечься от нерадостных мыслей, полезла в сумочку за сборником стихов местного поэта господина Галкина.
- О, я вижу, у вас мой последний поэтический сборник! – радостно закудахтал господин местный поэт, вкатывая на веранду поднос с чайными приборами.
«Насчёт поэтического – это сильно сказано», - мысленно усмехнулась Лина, положила на стол вышеупомянутый сборник, достала из сумочки блокнот с ручкой и стала прикидывать, как бы половчее выведать у данного старого бабника интересующую её информацию.
- Так, сейчас мы привезём всё остальное, не скучайте пока, - продолжал суетиться господин Галкин, пожирая гостью глазами.
«Надо будет сооружать для беседы чисто деловые рельсы, - прикинула молодая женщина, - а то он меня заманает своими «дорогушами» и «подмёточками». Нет, каковы южане? Самую пору о вечном задуматься, а всё туда же…»
- А вот и самоварчик,  - снова вкатился на веранду хозяин, - только что закипел.
- Андрей Тимурович, до столичных поэтических кругов дошли весьма лестные слухи о вашем творчестве, - принялась с ходу врать Лина. – Нам также стало известно, что вы занимаетесь многоплановым творчеством, не отчуждаетесь от прозы и не чураетесь публицистики. В нашей издательской группе как раз решили поднять тему об укреплении содружества писателей бывших союзных республик под эгидой возрождения общей славянской письменности…
«Бред собачий», - мельком подумала Лина и продолжила врать:
- …Чтобы противостоять тенденции некоторых временных и недружелюбных политиков расколоть наше исторически единое славянское братство…
«Интересно, как ему эта бредятина?» - между слов прикидывала Лина и с интересом следила за выражением лица местного поэта-прозаика. Но по одному только выражению трудно было догадаться, о чём он думает. Поскольку на лице читалось торжество вперемешку с недоверием, а глаза смотрели с откровенной хитрецой.
«Ну и фрукт, - разглядев всё это, мысленно констатировала Лина, - такого, при всём желании, трудно назвать, как давешнего Антона Павловича, забавным…»
- …Официального задания мне никто не давал, но руководитель нашей издательской группы…
Лина специально не конкретизировалась на определённом издании, но говорила о какой-то группе.
- …Когда узнал, что я хочу провести отпуск в ваших краях, попросил меня навестить вас и узнать, согласны ли вы на обзорную публикацию в одной из наших газет. Если да, то я уполномочена провести с вами ознакомительную беседу, а затем на основании её написать статью.
- Ну, конечно же, я согласен! – взмахнул руками Андрей Тимурович, наполняя между делом чашки и «насыпая» туда же, словно по забывчивости, рома – Лине побольше, себе – поменьше. – Скажите, а кто именно упоминал меня в ваших столичных кругах, как поэта и прозаика? Ведь у слухов должен быть источник? Сколько я помню, ничего моего в России не издавалось. Разве что пиратские копии, о которых я ничего не знаю?
«Ай-я-яй, какой двусмысленный дядя, - с опаской подумала Лина, заподозрив гостеприимного, косящего под дурака, хозяина в хорошо скрытой иронии насчёт пиратских копий сборников, издаваемых на свои деньги. – Что же ему ответить?»
- Да вы его, несомненно, знаете, - нахально заявила молодая женщина. – Вас упоминал на недавно состоявшемся в нашей издательской группе творческом вечере сам Сергей Казанский. Дал о вас очень лестные отзывы.
- Что вы говорите? – искренне изумился Андрей Тимурович. Он, как и Лина, знал из ныне здравствующих российских поэтов одного только, как сироту, Казанского. И не потому, что тот отличался чрезвычайной талантливостью в стихосложении, но просто постоянно тусовался на виду: то он выступал на радио, то вёл какую-нибудь передачу на каком-нибудь периферийном телеканале, то безуспешно баллотировался в депутаты чего угодно вплоть до городского собрания запредельного Оймякона. Казанский постоянно ругал проклятое советское прошлое и призывал терпеливо верить в милосердие тех, кто это прошлое похерил, нехило на этом заработал и собирался вот-вот разродиться благотворительностью помимо тех налогов, которые они регулярно не доплачивали в государственную казну. Очевидно, стиль Казанского, яростного антисоветчика с двойным гражданством и одной запасной виллой в окрестностях Сан-Франциско весьма импонировал некоторым российским владельцам издательств, радиокомпаний и телеканалов, поэтому Казанский имел и телеканалы, и радиостанции, и печатаемые площади. А вся страна вынужденно любовалась на «всенародного» поэта Казанского, который если не раздавал беспризорникам стерильные одноразовые полиэтиленовые пакеты, то активно агитировал на одной из баз подводных лодок Северного флота против абортов и антиамериканских настроений.
- Да! – убеждённо подтвердила Лина, тщетно и со стыдом пытаясь вспомнить хотя бы ещё одну фамилию современного российского поэта, но только зря старалась.
- Выдающаяся личность, - нехотя признал Андрей Тимурович, имея в виду успевающего коллегу Казанского.
- Давайте поменяемся чашками, - предложила Лина, - и продолжим, если вы не возражаете, беседу.
- Что вас интересует конкретно? – спросил хозяин. Он наконец-то выбрал относительно правильную линию поведения, перестал угодливо кривляться, но, тем не менее, продолжал кидать на гостью совершенно сальные взгляды.
- Ну, во-первых, подпишите мне ваш последний поэтический сборник. Это для нашего литературного музея, - попросила и пояснила одновременно Лина, незаметно принюхиваясь к чаю, прежде чем сделать глоток из чашки. Отпив, молодая женщина обнаружила, что чай и ром у Андрея Тимуровича отменного качества.
- С превеликим удовольствием, - расплылся в довольной улыбке хозяин, размашисто подписался на форзаце и изрядно отхлебнул из своей чашки. – Однако хотелось бы знать, почему, прибыв к нам, вы воспользовались рекомендацией милиционера, а не кого-нибудь другого?
- Да, я понимаю, немного странно, но Костя Быстрицкий знакомый моих знакомых, среди которых есть ещё один поэт – Александр Локтев.
Лина, напрягая память по части современной поэзии, наконец-то отыскала среди отрывочных сведений об этой гуманитарной творческой отрасли вышеназванное имя. Данный Локтев, от чьего поэтического наследия Лина находилась так же далеко, как от острова Гаити, являлся штатным поэтом города Кустова и его ближайших окрестностей. Объявления о его регулярных творческих вечерах частенько пестрели на городских тумбах, и Лина невольно запомнила имя-фамилию земляка-пиита.
- Сашка Локтев? – ахнул Андрей Тимурович. – Вы знаете Сашку? Так что же вы раньше молчали?
«Вот это я влипла», - на секунду растерялась Лина, но не более того.
- Ну, я бы не сказала, что мы с ним такие уж близкие друзья, - дала задний ход молодая женщина, но господин Галкин уже почти не обращал на неё внимания, пребывая в состоянии эйфорического погружения в бездну канувших туда же лет. - Сашка Локтев… Когда же мы с ним познакомились? Мы тогда хотели создать форум запрещённых поэтов. В Светлогорске дело было. Он работал младшим лаборантом на закрытом заводе, приехал на море в отпуск, а я в те времена трудился в качестве…
На этом месте Андрей Тимурович неожиданно заткнулся и пытливо посмотрел на Лину. Но она или ничего не поняла, или сделала вид, что ничего не понимает. Впрочем, ей неинтересно было знать, кто кем когда работал, равно как и про несостоявшийся в 1962 году форум запрещённых поэтов, которых никто в то время даже не догадался запретить, потому что из-за их бездарности их не публиковал даже тогдашний «Самиздат», подпольно функционировавший в те времена на деньги «Би-Би-Си» и «Голоса Америки». Единственно, о форуме стало известно одному из участковых курортного городка. Он неожиданно нагрянул в подвал старого немецкого здания и разогнал запрещённых поэтов в количестве восьми волосатых перезрелых стиляг, распивающих одну на всех бутылку дрянного дешёвого «Каберне».
- Андрей Тимурович, - воззвала к хозяину молодая женщина, - вы меня извините, но у меня сегодня мало времени, тем не менее, я хотела бы именно сегодня покончить с нашим делом. Вы не против?
- Ну, что вы, дорогуша! – принял прежний дурашливый вид местный поэт и основательно приложился к своей чайной чашке. Он уже понял, что гостья не из продажных девок, а склонить её к сомнительному сожительству с помощью ещё более сомнительно личного обаяния не удастся. Поэтому Андрей Тимурович повёл себя так, как заблагорассудится его переменчивому поэтическому настроению. – Конечно же, я не против. Беседу будем строить по принципу вопросов-ответов?
- Да, желательно, - почти с благодарностью сказала Лина. – Давайте начнём с вашего нестареющего духа, каковой не только подвигает вас на творчество таких свежих поэтических откровений, но и устремляет вас к общению с молодым поколением. Я знаю – вы любите общество молодёжи?
- Да, очень люблю, - благодушно возразил господин Галкин.
- Я слышала, вы даже старый Новый год отмечали исключительно в молодёжной компании? – задала рискованный ответ Лина и посмотрела на собеседника тем особенным женским взглядом, который вроде ничего и не обещает, но ужасно волнует. Особенно, если ты слаб на это дело, но давно уже не уверен, мягко говоря, в своей неотразимости.
- Да, отмечал, - легко признался Андрей Тимурович. – Весёлая, чёрт возьми, была вечеринка! Вот только закончилась, как потом выяснилось, плохо.
- Что значит – плохо? – мастерски изобразила непонимание Лина.
- А разве Костя вам ничего не рассказывал? – насмешливо поинтересовался господин Галкин, и Лина поняла, что наколоть этого пожилого жука ей не удалось. Но она упрямо продолжала играть роль.
- Нет, - пожала плечами молодая женщина. – Просто Костя единственный наш с вами общий знакомый, который мог бы представить меня вам. Мы с ним созвонились, я попросила его и… вот.
- Вообще-то, мне мог бы позвонить и Сашка Локтев, - предположил Андрей Тимурович.
- Но Костю я знаю лучше, чем Локтева, - продолжала стоять на своём Лина.
- Так что вам от меня надо? – почти грубо, без всякого перехода, спросил местный, как выразился Костя, оригинал.
- Мне надо написать о вас статью! – с показным отчаянием воскликнула Лина. – Но вы не хотите разговаривать со мной в том ключе, который позволил бы мне открыть ваш образ.
Лина и не догадывалась, что последняя фраза явилась спасительной для её миссии, поскольку именно она, фраза, подвигнула хозяина симпатичного домика на изрытом каменоломнями берегу моря к созданию очередной фантазии. На сей раз – фантазии собственного образа. При этом он испытал такой графоманский азарт, что начисто забыл о своих подозрениях насчёт истинных намерений почти незваной гостьи.
- Спрашивайте, - великодушно разрешил Андрей Тимурович и в максимально театральной позе развалился в своём кресле.
- В общем-то, я уже спросила, но если вы не хотите рассказывать о вашем участии в молодёжной тусовке по случаю празднования старого Нового года, тогда опишите какой-нибудь другой эпизод из вашей жизни, но опять же с участием юных местных почитателей вашего творчества. Видите ли, у меня появилась оригинальная задумка писать ваш образ на контрастном фоне современных молодых людей.
Лина сильно рисковала, соглашаясь на другой эпизод, но она грамотно загнула о юных почитателях, пожилой дамский угодник с поэтическим «наклоном» раскис окончательно и принялся пространно повествовать именно о своей последней молодёжной тусовке. Он даже не стал скрывать того факта, что часть его спонсорских денег пошла на закупку лёгких наркотиков, которые по дешёвке по случаю торжества сдал гуляющим Сашка Баранчук. И которыми вовсю нюхались и обкуривались тусующиеся.
- Очень хорошо, - подбадривала рассказчика Лина, - сейчас это очень модно – лёгкие наркотики, богема, меценатство. Вы рассказывайте по порядку, я застенографирую, а потом выберу для своей статьи, что надо.
И Андрей Тимурович продолжал повествовать. Он поименно вспомнил всех девушек, и Олесю Коноваленко в том числе, за которой вполне успешно приударял залётный хлопец, друг Сашки Баранчука, по имени Ромка. А Сашка Баранчук привёл для себя совершенно отпадную кралю, Иринку Мельничук из дома ихней портовой культуры, где Иринка вела кружок детского пения. Он, Андрей Тимурович, потому хорошо знает Иринку, что, во-первых, она вторая в городе красавица после Галки Лосевич, а во-вторых, иногда пишет на его, Андрея Тимуровича, детские стихи музыку и даёт петь их своим кружковцам. Иринка тогда сильно нанюхалась, друг Сашки Ромка держался лучше всех, а под утро они четверо (Сашка, Иринка, Ромка и Олеся) вызвали тачку и уехали в неизвестном направлении. А он, Андрей Тимурович, тоже потом уехал на своей машине. Конечно же, ему тоже кое-кто составил компанию, но об этом истинному джентльмену говорить не пристало.
- Впрочем, обо всём этом я уже рассказывал следователю, - совершенно трезвым голосом заключил свою историю местный оригинал, предварительно создав образ симпатичного пожилого вертопраха.
«Вот, зараза!» - мысленно ахнула Лина, но не сникла, а без обиняков спросила:
- Где гуляли, вы тоже рассказали следователю?
- В своей городской квартире, - ответил господин Галкин.
- Погуляли-погуляли и решили проветриться? – почти враждебно осведомилась молодая женщина. – Не вредно после ночной тусовки с шампанским и кокаином за руль садиться?
- А почему нет? К тому же у меня в квартире застряла одна совсем невменяемая парочка. А мои девочки захотели перемены обстановки. Вы уже уходите?
- Да, пойду, а то меня в пансионате заждались. Кстати, буду звонить своим, передавать привет Александру Локтеву?
- А вы действительно его знаете? – с непонятной тревогой спросил господин Галкин.
- Да, конечно, - совершенно убедительно соврала Лина.
- Тогда передавайте, - промямлил Андрей Тимурович.
- Тогда прощайте, - возразила Лина.
- А вы в каком пансионате остановились? – напоследок поинтересовался местный поэт-прозаик.
- «Чайная роза» называется, - ответила Лина, понимая, что врать в данном случае уже нелогично.
- Знаю такой, миленькое заведение, - пробормотал Андрей Тимурович и, уже не пытаясь выглядеть молодцевато, чуть не с кряхтеньем оторвал свой сухощавый зад от кресла и побрёл провожать гостью.

 

next chapter